Post-Sемиотика

Учебно-справочно-научный портал по семиотике
"Хлеба, серебряные рыбы, Плоды и овощи простые..." (Осип Мандельштам)
Парадная дверь * Наведите курсор мышки на ссылку – всплывёт её описание
При оформлении всех страниц портала использованы элементы египетской фрески "Сцена охоты в Нильских зарослях">>>.

Калитка в сад

Владислав Зубец

Теченье нижнего Амура

Повествованье в стиле "блюз"

(Продолжение)
Вернуться к первой странице
Закачать весь текст в формате zip (81 кб)
Получить весь текст по электронной почте
Читать статью А. Беликович "Погружение в Кольчем"
Читать предисловие публикатора

Часть IV "ВОЛШЕБСТВА ОДИНОЧЕСТВА"

IV. 1. О вепре, дирижаблях и капели

Похоже, что весна всерьез подобралась к Кольчему. Капель до молока. Склон берега открылся топкой жижей. Там лодка, водомер. И вороток:

- Наверно, чтоб вытягивались сети... На воротке ворона:

- Всё! Всё!! Всё!!!

И воробьи с карниза подтверждают:

Стрип-тиз, стрип-тиз! Пип-пип-пип...

Что "всё", о чем эта ворона:

- Ходули, например?

Ждешь небывалого, а эти уже видят кольчемскую весну. Такой, как она есть на самом деле.

И кислород растет -

- Его несут потоки с марей...

Со свежей снеговой водой неудержимо. Не мерзнет уже прорубь -

- Ни чистить, ни долбить...

И измерения предельно упростились.

Отнесу свои ящики, возвращаюсь с ведром. С мутноватой водой начерпаю, как всегда по утрам, кое-что:

- Пипчики, пипчики, тип-типи-типи...

Йог-наставник, кому рассказать про ручьи узких улиц Воронежа, про трамваи, дома непохожие, про афишные тумбы, каштаны?

Мой наставник, наверно, задумался. Но потом, разобравшись в чем дело, рассмеялся бы:

- Смысл не в деталях!

И смотреть туда не обязательно. Ощущаю присутствие, но - у меня и Кольчем, и подснежники:

- Черноземные, синие, первые...

С этим тоже непросто чирикать.

А пипчикам, должно быть, хорошо - за завесой капелей с карниза. С деревянных узоров окна - части дома, забитой навеки.

Воробьи хоть обычные:

- Всюду птицы небесные?

И слетаются стаями к нам во двор спозаранку. Пират, конечно же, гоняет их с карнизов. Демонстративно выберет всё до последней крошечки. Но крошки среди щепок, конечно, остаются. И я обычно втайне подсыпаю. Те терпеливо ждут, пока мы уберемся. И за штакетом чёрте что творится.

...В почтовом ящике белеет извещенье:

- Заброшено с летающей тарелочки?

Однако как-то связано со мной и с Солонцами. Связь, несомненно, есть:

- С таможней, магазином... Пойду без шапки, в пиджаке, ботинках:

- В носки заправлю джинсы по-кольчемски...

Во как! Тепло уже сейчас, и день вполне безоблачен:

- Стриптиз, стриптиз, стриптиз!

Краем тайги, каемкою сиреней. Подкосками на склоне береговой террасы:

- Базальт...

Из арсенала того же матерьяла, что конусы, округлости, разрезы. Опять о нёрони? Вчерашнего севена я потерял вчера же. Теперь боюсь возмездия - за то, что вырезал, и, вырезавши это, не сохранил, как должно, для действия защитного.

...Снега еще закручены кустистыми березками. Проваливаюсь, падаю. Давно промок, конечно. Пират залег:

- Ууу-бук!

Дорогой недоволен? Но нам опять к доске с маячной веткой. Залив непроходим -

- Пора бы и признать?

А я всё напролом, к той корабельной роще. Непроходим зимой, сейчас - тем более. Есть категории, что взять так невозможно. Разлегся на доске - традиция такая. Закинул в небо голову:

- Жара...

Безоблачное небо, но за Ухтой киты - уже висят, как будто бы на нитях. Наверно, испаренья начинаются? Ну, не киты, а, скажем, дирижабли. Такое характерно для Амура, о чем я расскажу в главе о Троицком.

...От белых дирижаблей, от запаха багульника и от воды, журчащей под доской, опять вставать не хочется. Опять же по традиции - придет неолитическая свежесть. Аттракцион, в Кольчеме, наверно, самый ценный. Устойчив по сезонам -

- По двум, по крайней мере?

Хотя себя уже не забываю. Я сам уже давно неолитянин. Столбы кососекущие, даурские листвянки:

- Нет, там другой залив...

Не стоит и пытаться? Мы левой просекой - так дальше, но спокойней. Куда, собственно, дальше, я не думаю.

... Тайгой водонасыщенной, тайгой почти что взрослой -

- "Зеленый шум"?

Зеленый потому, что среди шишек лиственниц - такие же пучки, как в тех букетах дома, еще зимних. А ветерки шуршат бумажкой бересты, и всюду свиристели, явившиеся вдруг: -

- Гудит от ветерков...

Вода и мхи. Вода и мхи, и корни - всё время спотыкаешься.

Провалишься - тебя обдаст багульником! И солнце загорается у самого лица:

- От снеговых горошин...

От мхов водонасыщенных? И я не тороплюсь за переводом.

Пират умчался в рощи - гоняет белых птичек. Возникнет и уже -

- Там где-то, далеко...

Мне - просека с столбами наклоненными и провода, провисшие петлями. Не тороплюсь -

- "Зеленый шум" гудит...

Как в заповедных рощах? В лице всё отражается - летящий дирижабль, береза поворота.

И отражается, наверное, навеки.

Мой йог-наставник:

- Это ничего...

До вечера (а то и до утра?) еще есть время:

- Просека...

И ты один на просеке. Пират умчался в рощи - гоняет белых птичек.

Аттракцион кончается-таки у Солонцов, где сразу свалки, лужи, пилорама. Дома, однако, смотрят по-весеннему. Довольствуюся малым после просеки.

Таможня:

- Мдаа...

Мое письмо лежит. За давностью забрать, что ли, обратно. Там и тайфун не тот, не те бумажки. Лишь перевод весенне-актуален.

Хозяйски озираю магазин. Ассортимент и тут из каменного века -

- Отрезанность и тут...

Что даже нравится. Проверено давно на положительность.

Меня тут тоже знают:

- Что же у вас вина нет?

- У нас тут самогон!

Из очереди докторша. Я мог бы напроситься:

- Как всё же тут живее!

Не то что с непонятными мне ульчами. Но как-то, знаете, Кольчем уже вместительней. Как вспомнишь тишину:

- Скорей, скорей отсюда!

Конечно, по Ухте, ведь всё равно промок. По мысу с теми кочками-ублюдками.

... Где, стоит отвернуться, малый флот:

- Развел пары...

Так облако нависло? Над наливной баржой, трубой колесника -

- Свирепые пары... Иллюзия полнейшая.

Такое нынче небо? Такие облака:

- Уже не дирижабли, а драконы...

Летучие мудуры в полдневной синеве -

Драконы, добрые летучие мудуры...

Видение колесника? Понятно -

Играет облако...

Но ведь и это чудо! Хотя я уж давно у поворота, ублюдочные кочки попирая.

Встречный ветер и небо в мудурах! Еще чуть-чуть и глянешь поверх них:

- Меж облаков щетинятся таежные Амбы?

Такое нынче небо незабвенное.

Как много лишних слов? В Кольчеме тоже, собственно, есть топольки:

- Вон домик...

Калины, доски теса. Под тесом и мой домик с дымочком из трубы. После реки, за нашим поворотом.

Я знаю, что когда-нибудь и это будет чудом. Уже неповторимым, как, например, зима -

- Уже, как этот день?

Я отпираю дом - лучи спокойные и всяческие зайчики. Он ждал -

- Тут без меня...

Тут все "бо-бой", хотя и называю по-другому. И после Солонцов как будто извиняюсь -

- Ведь дом единственный...

Курьез, но это правда.

Я буду с шефом о ремонте говорить. Но это дело долгое. Пока что - люблю свой дом в таком именно виде. С побелкой отвалившейся, с закопченною балкой. Все двери у меня открыты настежь. Окошки - те совсем не открываются, но льют лучи весь день, с восхода до заката, как в городских квартирах не бывает. Как неожиданно является весна! Здесь под столом хранился мешок лука. Чеснок засох, а лук, как оказалось, пророс былинками и с ними перепутался. Несколько дней назад всё разложил по ящикам, чтоб высадить на грядках, когда земля оттает. Сейчас смотрю, а в ящиках зеленое:

- Былинки реагируют на солнце...

Вношу сей факт в дневник

- Потом всего не вспомнишь.

Диковина не так чтобы, конечно. Но и ручей дрожит на потолке. В окно - бурьян завалинки, что тоже не диковина.

... Благополучие. Мудрый покой. Весь огород течет под сваи дома:

- Завалинки, бурьян, сушила и дрова...

Мой новый мир, счастливый неожиданно.

Импровизация - из саго с лимонной кислотой. Туда же - полтушенки, банку скумбрии.

- И сухарей для массы...

Любой бы отшатнулся? Лемож вошел, как будто поздороваться.

Очарованный супом Лемож? Внезапно искусал Пирата:

- Ай-яй-яй...

И вот улыбчик изгнан. Пиратик же ест сахар. Но быстро миримся -

- Мы все тут незлопамятны...

... Так незаметно день прошел и канул,

- И мы опять за первым поворотом...

Желтая лампа с тучкою маренго. Минута, когда дома не сидится.

Когда забудешь всё и ничего не жалко.

- Конечно, ничего такого не случается...

Но и не сразу же - вечерняя программа. Гольцы светлы -

- Сейчас зеленоваты...

"На звонкий ряд ступеней"? Но что-то есть в вазонах:

- Бухал Пират, заливался Лемож...

Псы и сейчас еще смотрят туда - пристально, через протоку.

Перешел, удивляясь себе. Новый тальник и стылые кочки. Там, в стороне, где Японское море, розово. Только:

- Они не на это... Псы продвигаются только со мной. Пиратик было бросился, но сразу прибегает:

- Ух, клацнуло?

Да, это там, где кочки. Удыльский вепрь с железными зубами. Поспешно выломал нанайскую рогатину:

- Молчат вазоны?

Но - встревожены собаки. Там еще что-то клацало и лед трещал под тяжестью:

- Что-то опасное притянуто Кольчемом?

Надо б уйти, но инерция страха будет теперь постоянно в вазонах? Хоть постою, демонстрируя храбрость -

- Даже решаюсь продвинуться...

Звери мой тыл охраняют, конечно. Но неохотно:

- Да ну его к черту?

Слишком всё стылое, нежное, тонкое. Нет человеку тут места.

Ладно, забудем? Опять тишина. Чистый запад, и быстро темнеет. Но с Удыля испаренья заметны, и на блокноте снежины.

IV. 3. Конкретная весна

В Кольчеме просыпаешься легко. Наверно потому, что некуда опаздывать. Всем есть куда,

- Мне нет?

Злорадно улыбнешься, досматриваешь утренние сны.

Яркий шум отдохнувших нейронов? Мир, где случайности имеют здравый смысл. Где время не такое, возможности другие. Желания мгновенно исполняются. Однако иногда (как, например, сегодня) нет утренней свободы. То ли сны, то ли вообще не спал, как ненормальный. Спешить мне некуда, но и лежать не хочется.

...Оделся хмуро, вышел на крыльцо:

- Еле видно пол старой луны...

Влаги в воздухе много? Промозгло. Стой и жди, пока солнце согреет.

Впрочем, в лунке ворчит подо льдом. Лунка, тальник и свайные домики - это есть, это всё на местах,

- Но такое сегодня уставшее...

Наварил себе кофе. Лью в кружку. Кофе стынет зеркальной поверхностью. Бродят белые пятна по стеклам. И бурьян за окном на завалинке.

До того досиделся, что впрямь - ни за что не могу уцепиться. Стал срезать шишки с веточек лиственниц, но задел и пучочки. И сжег все.

Весь букет, еще зимний, заслуженный? И опять -

- Перед кружкою кофе...

Что со мной, непонятно. Как связанный. Никуда - от бурьяна и пятен.

Оцепененье Волчик нарушает:

- А где ты ночью был?!

Я на него сердит. Грызет-таки Пирата. Но просит извиненья. И вот - кормлю и глажу хулигана.

У них свои законы -

- Кто сильнее... Обоих причесал и успокоил.

- Уходят "на брега"...

Мне - та же тишина, но на душе светлей.

- Подогреваю кофе...

... А Кольчем мой исключителен, хотя бы потому, что некуда спешить и незачем кривляться:

- Всем надо, а мне нет...

Зато неясность в мыслях - здесь нетерпимее, чем где-то вне Кольчема.

Решил не вспоминать, однако сны упрямей:

- Досматривай?

А то оцепененье! Какое-то такое, что смысл в нем пропадает. Сожгу букет,

- Но разве это действие...

... Копится стук колес локомотива. Разбитые ступеньки. О доме рассужденья. И о Судьбе, конечно:

- О ней-то главным образом...

Сны, впрочем, ничего такого не касаются. Досматривать мне нечего. Но нарушал табу, и вспоминалось что-то отдаленное:

- Будильник не стучит...

Но пятна передвинулись? Кольчем такое тоже позволяет.

А вышел в сени:

- Волчик и Лемож?

Пиратик за калиткой - прогнали мародеры -

- Еще смеются!

Я вам покажу, кто здесь любимчик и кто самый сильный.

Но учинять расправу немедленно не надо:

- Пошли в тайгу, ребята?

Ребята с удовольствием! Могли и без меня. Однако дожидались - хозяина, который мудр и знает.

... Всё тот же зимний вид. На первый взгляд, однако. Мхи разрослись -

- Подняли фирн и держат.

Прозрачные пластины, такие уже хрупкие. Такие уже тонкие, если смотреть на небо.

И те, летучие, висящие на ветках (все больше почему-то справа по аллее), пружинят, если тронуть.

- Конечно, они первые... Живое облачко, похожее на губку.

Багульник и брусники - тем только нагреваться? А эти уже чувствуют, чуть солнце просияет:

- Наверно, и зимой...

Ажурные конструкции лишь притворялись рваными клоками.

И те, что под ногами, уверенно пружинят.

- А это что, позвольте...

Еще микробиота? Нет, вроде не она, но только не брусника. Готов поклясться, что - не северные знаки.

Я обнимаю голову Пирата:

- Так скоро не угнаться за растеньями...

И скоро не почистишь куртку фирном и не умоешься небесными икринками.

Как глупо я потратил этот день. Икринки фирна:

- В каждой небо плещется...

Березы и листвянки, как мох, только повыше -

Какая может быть неясность в мыслях...

Я чищу куртку. Солнце просияло:

- Завтра будет поярче гореть...

Волчик рядом лежит, как ни в чем не бывало. У Леможа улыбка затейника.

Но ревнивый Пират недоволен! Не стерпел, и опять его грызли. Вот - скулит под даурской сиренью, мой единственный, самый любимый.

Стая в общем-то? Волк самый крупный - соответственно, и привилегии. Не могу отказать - чаще с ним говорю, чаще глажу и даже советуюсь.

Драк всерьез, впрочем, не возникает. По куску сухаря, и согласие.

- И умчались к заливу...

Значит, мне туда тоже? В догорающий вечер апреля.

... Залив в снегу, но ручеек темнеет. К обрезкам свай - шумит, как вездеход. И с заводи снимаются -

- Две уточки?

В полете характерного рисунка. Тут птичий заповедник, если помните,

- О чем гласит табличка у амбара...

Озерная страна, закрытая долина. Законом охраняется. Никто - без разрешенья.

... Но с головой неладно -

- Какой-то день давящий...

И даже уточки не дали должной радости. Глазами проводил:

- Рисунок характерный...

Ушли к вершине снежного залива. Полдня оцепененья, полдня у кружки кофе -

- Потерянное время для отшельника...

Тайга полна "творящими словами", а мне сегодня смысл их недоступен.

Есть серо-синий вечер, краснотал, унылая река, шумящая за сваями:

- Душа бескрылая...

Тоска невероятная. Хочешь пропасть - приди сидеть у вышки.

Нет, я пробрался дамбой до вазонов! Скрипит там, и спасибо, что не клацает.

- Реликтовый субъект...

Да, где-то возле Ялты? Есть даже негатив неотпечатанный.

Маленький гад, дракончик? И, безусловно, злобный,

- Не стоит взвинчивать сейчас воображенье?

Река шумит. Обрезанные сваи. И краснотал. И галька растаявшего склона.

Царапал и березку -

- Сухая древесина...

<...>

Тайфун измордовал? Как после изнурительной болезни, мне не до подвигов и всяких испытаний. Мне - в плавках, возле снежника на куртке полежать -

- Мхи меня от ветра скроют...

...Не спать, а то брусники! А то еще простудишься. А то и обгорю -

- А то и сразу всё?

Но разве устоишь против коварства мхов -

- В ресницах голубые полыханья...

Весь мир - две веточки и облако над ними? И над вершиной пня -

- Знакомый дирижаблик...

Не спать бы, но я выставлен из дома. Пусть сразу всё, лишь бы не этнография.

Наверно, спал. Конечно, надышался -

- Мох изумрудный, мягкий и горячий...

Открыл глаза - несметные богатства? Сапфиры, хрустали и диаманты.

Чистейшие небесные огни? И каждый со своей характеристикой. Сектор луча и цветность, время проблеска:

- Смотритель миллионов икринок-маяков...

Проникнешься ярко-зеленым? Глянешь, а там - аквамарин уже немыслимый. И тут же он же колет в самый кристалл души - рубином с разных румбов:

- О, Хоттабыч!

Чтоб самые небесные огни, раскладываю фирн у самого лица. Икринки оплывают, шевелятся. Горят сменой лучей -

- И чутко реагируют...

Я даже слышу звон подвесок хрусталя. И тоже реагирую:

- Чем ближе, тем внезапнее... Особенно в тени, как всем зерном сияя -

- Калейдоскоп...

Индиго оплыванья.

... Кочки всюду - я под ними,

- И ветерки сюда не залетают...

Конечно, надышался - почти как на Ковриге. Коварство мягких мхов, болотного багульника. Ну, и конечно же -

- Смотритель маяков...

Здесь истинные ценности, несметные сиянья. Наверное, не так, как на Ковриге, но заигрался, грань переступая.

Раскладывал на мхах сокровища несметные:

- Сыплю с пальцев огоньки,

Рассыпаю на икринки...

Тают и так? Слышу звон хрусталей, хоть, казалось бы, что невозможно.

А когда кучка фирна у глаза -

- Так, с десяток икринок...

Разгораются фокусы! В каждой что-то дрожит и меняется. Это чудо -

- И это мучительство!

Микромир? Запредельные тайны. Я не знаю, какие эмоции колют в самый кристаллик души.

С разных румбов,

- Качаясь, меняясь...

Предположим, зеленое - корабельная роща? И веранда над морем -

- Сирень...

Монохром, его действие связью:

- Кто хоть что-нибудь знает об этом...

Я задел механизм Запредельного. Поначалу, конечно, приятно, но, когда это вихрем проносится, наступает момент перегруза.

Вихрем через кристаллик души? Уверяю, что это мучительно.

Ведь в обычных условиях редко. Монохром -

- Скажем, луч на закате?

Вот с утра пожелал Запредельного -

- Получай?

Чем Кольчем интересен - исполняется всё, как во сне. Маяки, например, их тут тысячи.

Когда встаю, приходится признать, что мне не впрок уроки той Ковриги. И, главное,

- Следы мои растаяли...

<...>

Меня всегда волнует что-то первое. Простенький факт (вернее - мысль о факте), что небо - то же самое, одно и то же солнце -

- Со времени Великого Дракона?

И, сидя за скалой у родничка, следишь за проплывающим бревном, за айсбергами, чайками -

- Одно и то же солнце...

Конечно, всюду так, но здесь непостижимей.

Нижний Амур - без катастроф История. А глыбы за скалой -

- О них не надо думать...

Верней, не обязательно, хотя они там есть:

- Проедет бревно,

Надвигается айсберг...

Тут родничок, чем-то приятный бабочкам -

- Громадные, как птицы, махаоны...

Обитель махаонов? Скользит как лист бумаги.

Сверкнув зеленым золотом, вдруг вспыхнув против солнца.

Тысячелетний сон? Несутся - то ли льдины, то ли тот низкий тальник на левом берегу.

То ли ладьи бесстрашные, которые лавируют. Такие, знаете ли, с черными боками.

<...>

... Пиратик заскулил в сенях как-то особенно? Такого никогда я от него не слышал. И никого там нет, а он скулит и скачет. Ночь темная-претемная и тишина кольчемская.

Смотрю туда, куда Пиратик прыгает. Под светом фонаря на внешней двери - большая бабочка:

- Мохнатый экземпляр...

Гостья из тьмы, притянутая светом.

Пират прямо изнылся в желании схватить! Но высоко -

- Под самым фонарем...

Кофейная красавица - сидит, не улетает. И только перекладывает крылья. Да, "совка пухокрылая". Курьез, пожалуй, в том, что можно не искать в определителе. Я так ее и помню - под фонарем кольчемским. На мшелой внешней двери -

- Притянутую светом...

Красавица ночная как будто бы согласна, чтоб я ее рассматривал:

- Сидит, не улетает...

Немного потоптавшись, решила, что пора, и развернула главные достоинства.

И я застыл, как громом пораженный:

- На крыльях иероглифы прекрасной каллиграфии...

Да, черной тушью - броские и смелые, как будто Хокусаи поработал.

Пиратик, умоляю не скакать! А сам лечу на цыпочках, но волновался зря:

- Сидит...

А я рисую - конечно, такой свежей нестершейся пыльцой простительно кокетничать.

... По иероглифу - на нижние подкрылья. Две запятые с жирным утолщением. И смелый росчерк клином, расщепленный штрихом. Еще свернулась - пара головастиков. Я всё успел скопировать. И тоже успокоился. И просто любовался каллиграфией. Кофейным фоном, тушью, штрихами Хокусая - пока не отключили электричество. Конечно, я тогда не лез в определители. Но иероглиф чем-то похож на букву "К":

- Кольчем?

Удыльский знак! Тогда так и подумалось - в волшебной темноте на Краю Света.

Но после, в краеведческом музее, уже в Владивостоке и потому, что склонен, нашел на стенде точно такой же экземпляр:

По-моему, Урания Калипсо...

Такой же знак - бледнее и потертей:

Моя красавица была куда свежее!

Первая здесь? Нет, там, первого мая. Кофейный фон, и знаки черной тушью.

Я к бабочкам вообще неравнодушен:

- А сколько еще будет сюда ко мне слетаться...

Фонарь с намордником, такой же, как в пакгаузах, что в Николаевске, за Чайными горами.

... Опять транжирю ночь. Мой друг спит на полу:

- Как извалял Леможа среди кочек?

Я знаю, что он будет самым сильным и Волк уж не прокусит ему лапу.

С открытыми глазами мечтаю беспредметно. Спросить меня, о чем:

- Да ни о чем, конечно...

Скрежещут льды, потрескивает печка, окошко кабинетика светлеет.

Из части V "ПРОШЛИ ЭШЕЛОНЫ"

V. 3. Поля горелых куличей

Что скрежетало во тьме, непонятно. Прорубь на месте, всё тот же неподвижный лед. Солнце исходит, как тусклая лампа. Были и шпалы, прочерчены тонкими перьями. Есть, правда, сдвиги, но только у мыса. Там, где березы вчера отражались. Выползла льдина - за мысом стоит.

- Может быть, ей предназначено?

Зима еще имеет кое-какую власть - остановила льдину и прорубь заморозила. Так что я всё измерил как обычно. И как обычно:

- Лампа и перистые шпалы...

Дома пью кофе, смотрю на багульники:

- Вроде поярче становятся...

Так же сидел у букета в апреле? Может, Кольчему так надо.

<...>

И лепестки, как хотят, расправляются! Может - и правда:

- Сиди и смотри...

И просижу! Интересно, что будет. Где еще, кроме Кольчема.

Только в Кольчеме такое возможно. День - и глава, а вчера, так и две:

- Выпустить птиц...

Я о пленных желаньях, тех, что "в миру" не расправятся.

Где еще можно рассказывать день? Я, например, не сумел бы:

- Транспорт?

Попробуй! Бумага не стерпит. Да и другое, как транспорт.

Нет, только здесь! Только здесь целый день:

- Просижу целый день у букета...

И исполню, наверное, вскоре, когда день без подобных вопросов.

В лепестках и ответ в данном случае:

- Глыбы, грохот, напор...

И еще - капитан Гаттерас? Не сочтешь, сколько лет это пряталось. Не поймешь, почему так сегодня.

Ведь фигуры плывут к Удылю? И какой бы там ни была лампа, фон небесной дороги был синим. Ну, не синим, а всё же - небесным.

"Встань и ходи" - императив такой? Весьма категорический, из лепестков возникший. И хорошо, что можно подчиниться, ибо, как сказано, нигде, кроме Кольчема.

Сих мест опыт печальный - дуплянка и кладбище. Остановился только у залива. И то лишь с тем, что в воду лезть не хочется. Пиратик - тот вообще не одобряет.

Енот! Енот! Вдруг слышу - заскулил. Так он вчера на бабочку:

- Ну, просто умирает?

Навел бинокль - енот мой под березкой, а на развилке выше - "зверь бурундук" в полосочку.

Спокойно смотрит бусинками глаз. Я тронул ветку:

- Смотрит...

Тогда я чуть сильнее. И он, как акробат, мигает уж с былинки.

Хвост в редких волосинах:

- Зацепился?

Вот фокус - невесомый акробат! Перелетел с былинки на былинку, а та - хоть бы качнулась:

- Пиратик, не скули!

Ты никакой охотник. Вообще, пошли отсюда.

<...>

- Гусь одинокий, чайка одинокая...

Сейчас я о том озере, где чайка.

Во-первых, отражения - высоких колокольчиков (конечно же - сухих и прошлогодних), горелых куличей, небес лазурных. А во-вторых -

- Какой же я весь грязный!

Тщета моих купаний возле печки? При свете дня - я грязный и закопченный. И почему-то раньше не обращал вниманья, хотя, клянусь, купался регулярно.

Я тру себя мочалом элодейным - в едва растаявшей тарелке Поднебесья. И отраженья дергались гигантскими амебами. Я трусь и думаю о нематериальном.

Драконы, айсберги и эти вот двумерцы? Двумерцы настоящие:

- Им толщина неведома!

Два измерения, в которых они могут - змеиться, округляться -

- Не ведая о третьем?

Свобода растяжения, свобода округления! И я, как Гулливер, их созерцаю. Двумерцев, мыслимых как некая абстракция:

- Однако же - наглядней не бывает!

У Честертона есть о чудесах. И самое в них странное, что "всё-таки случаются". И почему-то здесь, в небесном блюдце, хотя амебы всюду по Амуру. Мочало элодейное? Припев:

- Не торопись!

Здесь просто издевательство над собственным скелетом! Но я не торопился:

- Свидетели - двумерцы...

А почему, скажу, когда настанет время. Сейчас - близость Ухты и зеркала небесные. Иду от одного небесного к другому:

- Помахивая бодро ботфортными ушами...

Мне уже много легче, ведь чудеса случаются.

Вот это, например? Окружность идеальная. А в центре - пара веточек:

- Цветенье краснотала...

Мохнатики зеленые, но кое-где и желтые. Не торопись:

- Залезь в эту тарелку...

Тарелка не двумерная, но всё-таки тяну -

- Тяну, чтобы испачкать нос пыльцой...

Почувствовать щекой, как холодит мохнатик? Проникнуться весной без оговорок.

Тянул я осторожно, стараясь не сломать. В который раз залило мокроступы. И получил свое:

- Испачкал-таки нос...

Кошачьей желтой лапкой холодило.

Забыть себя, утратить содержанье? В Кольчеме часто сам участвуешь в картине:

- Ты сам достань...

Участвуешь и смотришь - в согласии с деталями и, наконец, счастливый.

Мохнатик, правда, вот - не очень-то кольчемский. И я не поручусь, что так к нему тянулся - как раз поэтому:

- Я знал, что холодит...

И запах знал - весна без оговорок.

Теперь вот так - в ушастых мокроступах? Кольчем мой не имеет аналогий. Тут всё с акцентами, на всё своя гармония, которой подчиняешься -

- А по ночам мечтаешь...

Конечно, в твоей власти - не обращать вниманья. Или вообще не ездить, тем паче - на два срока. Не зная, куда едешь:

- Сталуют - не сталуют...

Мне тишины хотелось! Хотелось одиночества. Два срока пролетели, и тишина была. И каждый день -

- Всё новые детали...

Я только тем и занят, что их не пропускаю:

- Переставляй акценты?

Ну, что ж - переставляю.

Но я консервативен! Нет, нет - и прорывается:

- Мохнатик - через головы арапов...

Да, этому не надо кольчемских оговорок! Он, видите ли, сам - в ушастых мокроступах.

Хожу в небесном блюдце. В согласии с деталями:

- Еще один мохнатик...

Что дальше, я не знаю. Вернее - знаю то, что сердце уж оттаяло. И я - такой счастливый. Здесь, в рамке краснотала.

Но всё равно придется - оправдываться в чем-то. И если не сейчас, то когда свет потухнет:

- Так надо для Кольчема...

Чтобы не врать себе, чтобы мечтать с открытыми глазами.

Но я забыл себя:

- Стою, как мудрый аист...

Приятно подчиниться обстоятельствам, а уж таким - тем более. Тут вовсе не утрата - двумерцы просто так не замечаются.

Кольчем велит стоять, как мудрый аист, не зная, глубоко ли подчиненье. И говорить лишь то, что сейчас думаешь:

- Остаться бы мне лучше у багульника...

Еще деталь - капроновый чулок, набитый лягушачьего икрою. Нельзя его вытаскивать - в нем нечто от медузы:

- Согласен, что тут тоже недосказанность...

- Пустил чулок в коричневый настой. Пустил:

- Заголубело...

Червяк с икрой прозрачен. А ранняя луна (вернее - месячишко) уже стоит спокойно над Амбами. Глаза озер -

- Глаза небес и тальника...

Я, как и дома, вижу их присутствие:

- Их взгляд благожелателен?

Тут не кривят душой. И с этим - вылезаю из тарелки.

... А над амбаром - груды облаков:

- Кольчема зеленеющие склоны...

<...>

... Однако этот рыжий опять грызет Пирата! До крови глаз и лапу:

- Теперь Леможу всё!

Прогнал метлой и больше с ним ни слова. Прямо - бандит с порочными глазами. Вообще-то виноват не кто иной, как сам. Нельзя кормить их вместе. Пиратик, хоть и крупный, но всё-таки щенок, причем изнеженный:

- Как отстоять такому миску с супом?

- Енотик так и смотрит:

- Как ты не понимаешь?

Уж раз слабей, отнимут. Собачии законы. Ты уж корми отдельно от рыжего бандита и меньше отвлекайся на хоралы.

Опять проблема лодок? Протока, что напротив, пересекла Ухту. И вся система льдов -продвинулась заметно:

- Конечно, к Удылю...

Но прорубь, как ни странно, стоит, где и стояла. Луна еще отчасти желтовата -

- Но это уж недолго.

Вот-вот и темнота? И ей уже - светить самостоятельно:

- Ведь ничего другого не останется...

Но лодки, в самом деле, опять надо вытаскивать. Вода подобралась -

- Ухта переполняется...

Опять забота, но - сейчас она единственна. Под желтою луной, вернее - месячишком.

Лемож считает, видимо, что я уж не сержусь:

- Как будто бы не он набезобразничал?

С порочными глазами и фирменной улыбкой - проник, лежит на щепках настороженно.

Заводим разговор примерно в таком духе:

- Кто лапы искусал?!

- Иначе, как за лапу...

- А глаз кто разодрал?

- Ну, что ты это помнишь...

Всегда они вот так - "ну что ты это помнишь". Учись не помнить зла? Пират его - за хвост:

- Конечно, для проформы...

И я учусь действительно. Конечно, не кусать до крови лапу. Наш коллектив - по воле неолита.

Учусь и разбираюсь. Что хорошо в Кольчеме, так это разбираться - в себе и в обстоятельствах. И с чистою душой проснуться в новый день. Переставлять акценты, если надо.

... Пора о том, что душу омрачает? Ведь я таки стряхнул тогда бурундука. Стряхнул, а не оставил на былинке. Как это вышло, сам теперь не знаю.

Пиратище набросился и цапнул! Лишь цапнул - есть не стал:

- Не понимает...

Вот это и носи теперь? Без этого и день мог быть совсем другим:

- Как черт меня толкал... И стряхивал, и стряхивал:

Бурундучок мигающий? Укрыл его под хвоями. Глядишь, и отлежится, невесомый.

- Хвост в редких волосинах...

Что самое ужасное, мигал также бесстрашно. И черт толкал, и научить хотелось:

- Ведь не Леможу же учить енотовидного?

Всё так, но вот душа;

Но вот - всё те же бусинки...

Мигал, как на былинке, той тонкой и последней.

Я первый раз обидел так тайгу? И нет такому чести стоять, скрестивши руки. О кочках рассужденья:

- Их черные затылки...

Я знал, что возвращаться теперь другой дорогой.

И Удыля мне не было? Я знал, что он правее. И всё-таки пошел, куда летели гуси. Прощайте, видите ли, Южные моря:

- И тыкал палкой в узел шестигранников...

Легко прочесть упрямство и натянутость? Вину и судорожность:

- Иди, как по водам...

А перед самым тальником едва уже не падал? Так мне и надо - сам себя наказывал. И супесь желтая - мне вместо глыб и грохота:

- Я знал...

Но и раскаянье - наверно, что-то стоит? Гарантией тому -

- Простившие глаза...

Глаза озер небесных и ручейков сверкающих. Двумерцы мне подарены как знак расположенья? Да и вина не так уж велика:

- Я думал о Пирате!

Наверно, всё же думал? Ведь он изнеженный и вовсе не охотник. А как заголубело в тарелке Поднебесья! Нашел чилим, согласно предсказаньям. Найду и лотосы, на коих сидит Будда -

- Покуда вермишель в Кольчеме не иссякнет...

Прощен уже? Без принужденья двигаюсь, готовлю, прибираюсь. Выбегаю -

- На крики под луной...

И это хорошо? А льды опять скрежещут и вряд ли остановятся.

V. 4. И прорубь уехала

Прорубь всё там же, но мостки отнесло:

- Это сводка событий наутро...

Я теперь, как спецкор:

- Это главное...

Я намерен сидеть на ступеньках. Но мне снились чилимы? И не те, легковесные. И пока еще прорубь на месте, скомкал завтрак:

- Амур прибывает...

Но, пожалуй, успею к спектаклю.

Ухта забита льдом, но сразу за амбарами - квадрат чистой воды, где айсберги не держатся. Залив тоже свободен, и дамба утонула:

- Вот следствие...

Теперь только тайгою.

Да, обходить придется, причем гораздо выше? По кочкам и кустам -

- Ручей уже не тот!

Даже не бурный Терек, даже не то, чтоб несколько, а просто - половодье настоящее. Я обхожу, держась горизонтали. В кустах тропинки есть, причем даже во множестве:

- Вот только не людские...

Горизонталью ходят - кольчемские пятнистые коровы.

Срывался, спотыкался, чуть ногу не сломал. Пока луга открылись, как каторжник, кривлялся. Зато сейчас я - в "царстве водолюбов", в маньчжурской заросли, что на предметном столике. Сейчас мне только это и ничего другого. Залился сразу -

- Те же янтарные глаза...

Но под порожком к ним - на ощупь, в светлой каше:

- Отборные воткнутые чилимы!

Набил карман - зря что ли ночью думал? Конечно, перебрал, однако же уверен, что самые воткнутые и самые рогатые - всё еще там, под берегом, как в штольне. В луга мне незачем, и не переберешься -

- Да и не очень хочется?

И место обитания - пока что огражу цепочкою западин. Этим Чилимным озером - почти что под Ковригой. Чилимная западина:

- Изломы...

Изломы обесцвеченных стеблей - отчасти стрелолистны на фоне флюорита, но я уже насытился их видом. И я уже нарочно крушу предметный столик:

- Хорошо быть в соседстве с реликтами...

Обнаружить соседство, и не первое здесь? Я, конечно, о майских соседствах. Я не знаю, чем кончится день. Неудобства -

- Весны неудобства...

И уже, вот, луга недоступны? Терек вздулся, Амур напирает.

Я вернусь на ступеньки крылечка. Той же, видимо, тропкой коровьей. Той же, видимо, больше ведь негде:

- Красноталом в цветущих мохнатиках...

Но день в любом раскладе найдет свой верный тон:

- Ты только стой и слушай бормотанья...

Пластинки льда вздымаются без моего участья? Что скажешь вслух, становится стихами.

Пластинки шевелятся без моего участия:

- Болотный газ я сразу отвергаю!

Так черти барботают? А если не они, то барботаж, конечно, от лягушек. Вот они плавают, вытянув лапки? Но и чулки на стеблях понавешены:

- Здесь только мечут и сразу назад?

Тут - ни с каким хладнокровием.

Скажем:

- Мечут и булькают...

Нет, невозможно! Бормотания льда утверждаются. Ну и хватит пока:

- Я устал от кольчемского мая...

Я уже чертыхаюсь в кустарнике.

К заливу чертыханья не относятся. Горизонтальность по склону:

- Утки плещутся...

Дерсу напротив дамбы строит лодку:

- Вот с кем наш разговор - поверх Кольчема...

Показываю, чем карманы оттопырены:

- Этим везде есть, острый...

Никак не называется? Я это замечал. И горы - без названий, поскольку нет практического смысла. Он только что вернулся:

- Капканы проверял...

Капканы на ондатру - здесь водятся ондатры? А я-то думал, что:

- Швырнул кто-то бутылку?

Всплеск так понятен уху горожанина.

Сейчас Дерсу занят постройкой лодки. И здесь - неолитическая верфь. Меня не гонят и не раздражаются. И я хотел бы так же -

- В этой верфи?

Лишь быть боюсь навязчивым - нельзя же только спрашивать. А я ему - не так уж любопытен. И интерес мой надо еще как-то высвечивать, поскольку горожанин, и отъявленный.

Чтоб, например, под вечер у залива, услышав всплеск, подумать об ондатре, а не о брошенной в какой-то пруд бутылке. Тут ведь Кольчем:

- Переставляй акценты!

Но общность есть:

- Взаимная симпатия?

Без лишних уточнений, ведь мы неолитяне. Я б тоже строил лодку без мотора:

- Чтобы скользить над царством водолюбов...

Предположить упрямство -

- Ему под шестьдесят?

Живой свидетель дремы неолита. Скорей всего - инерция напополам с протестом:

- Уверен - и капканы не железные...

И рассказать он мог бы, хотя бы о Кольчеме...

<...>

... От застрявшего поля отрываются льдины:

- Прорубь, видимо, скоро уедет...

И напротив крыльца (возле берега) неуклонное плаванье айсбергов. <...>

... Как всегда, пока дым не протянет, выхожу. И свободные волны - размывают застрявшее поле. Это сводка - почти что под вечер. Это волны шумят -

- Странно слышать...

У меня ведь зимы представленья:

- Это чайки кричат на поленнице...

Почему-то одна обязательна.

А с флотилией сразу решилось - на корме у "Казанки" затычка. Вынул:

- Льется?

Я всё повытаскивал. И катки помогли, разумеется. Сколько раз я тут был Гулливером:

- Опекаемый флот за веревочки...

Закрепил на катках. Я - кольчемец, я - Дерсу Узала и отшельник. А свободные волны размывают плиту:

- Треугольник поплыл к Удылю...

Прямо к дому подъехала льдина - вся в каких-то облепленных кустиках.

Вот спектакль со ступеней крыльца? Он такой:

- И не будет ходулей...

Торопливость Кольчему не свойственна, но массив весь подвижен и в трещинах.

... Хотел было зажечь костер до неба. Но во дворе свиньям впору валяться. К чему эти эффекты:

- Ходули и до неба?

Дом старый и лирический, заслуженный. <...>

С началом ледохода мне кажется, что дом мой навсегда. И что ладью спущу новой весною. Вот именно, что брод:

- Уй-юй-юй-юй-юй, лебеди...

Да, так у магазина. Так взрослая ульчанка:

-Уй-юй-юй-юй...

Тех девять над тайгой. Почти над магазином пролетели:

- Пересчитать их надо обязательно...

Ведь у меня и свой "уй-юй-юй-юй"? Нет, правда:

- Исключительная жизнь...

Кольчем, правда, не вечен -

- Но хлеб, библиотека...

Так и иду - в рубашке, пружинящею тропкой.

Тут книжный рай. Он в комнате - с бревенчатыми стенами и мохом между рамами, едва ли и не гарусом. Сам выбирай и сам себя записывай:

- Внезапно откопаешь Майн Рида...

А в рамах запах цинковых белил -

- Весны оптимистической до ужаса...

Причем не обязательно в соседстве лебедей? Но так уж получилось, что в соседстве.

Пиратик ждет под старою листвянкой. И солнце жаркое садится за багульники. За юную тайгу, уже давно бесснежную, но как-то еще всё не светлохвойную.

... Упрел мой суп из многих компонентов. Большой хлебальной ложкой - собакам и себе:

- Читаю за едой...

Никто не запрещает. Скрижали мудрости в Кольчеме не действительны.

<...>

Пойти что ли взглянуть, что там оторвалось? Или заторы слишком уж упрямы, или Судьбы не знаю, но так уж получилось, что я не управляю настроеньями. Назвать это тоской? Но если раньше - от льдины отрывались треугольнички, сейчас это - внушительные льдины. И все -

- Все к Удылю...

Крушенье бастионов. Опять затор:

- Тоска невыразимая...

А где же, кстати, прорубь? А прорубь-то уехала! Вдруг замечаю, что:

- И льды уже другие?

Затор, но во всю ширь - от мыса и до мыса.

... За Поворотным мысом отраженья. Вот Малая Амба (с горбушкой-филиалом). Чуть сзади - хвост Большой -

- И рябь берестяная...

Рябь, вроде бы, стесняется быть вместо льдов привычных.

Там, где Амбы, туман:

- Был только что сейчас?

Сейчас он низким слоем тот берег заливает. А я куда:

- За льдиной, плывущей к Удылю!

За льдиной на Край Света, представляете.

Но прорубь не догнать:

- Лопата, лом, черпак...

Это со мной еще от Комсомольска. Как символ приключения, навеки отпечатанный. Теперь вот - я без символа, и грусть невыразимая.

Уехала -

- Уехала навеки?

Конечно, ждал, но как-то всё не верилось:

Еще вчера измерил, как обычно...

И, как обычно, лампа и перистые шпалы.

Теперь не постоишь у проруби утрами? Отрезано:

- Туманом заливается...

Тут край всего - туман уже вокруг. И скоро станет тьма как в настоящей туче. Кольчем тебя научит словами не бросаться! Научит грусти, самой небывалой. Напрасно ты твердишь:

- Я еще здесь...

Ты в туче, из которой нет возврата. Я, кстати, сам не знаю, как оказался в туче. Как перешел залив и не заметил:

- Наверно, обмелело?

Ухта освободилась, и к Удылю - ее курьерское теченье. Лишь тот поток меня остановил:

- Есть, видимо, предел и Безвозвратности...

За коим как-то брезжит оптимизмом:

- А у залива, правда, обмелело...

... Двор, отгороженный моею баррикадой:

- Даже тот угол - рядом с трансформатором... Мой оптимизм не блещет:

- Вот где позагораю...

Напрасные старания - я сломлен.

... Ручьи бросали зайчики на темный потолок? И я фотографировал багульник:

- Забытая веревка...

Хотелось бы узнать - зачем, раз всё так просто объяснимо. Да, это грусть:

- Не мне с нею бороться...

Всё из-за проруби? А также из-за фразы, засевшей в голове еще до проруби. Сегодня за обедом, когда читал кого-то. Наверно, надо было сидеть и караулить? А то ведь:

- "Фарта не было"...

Какому-то "ему"? Прочитанная фраза сегодня за обедом, и я ее всё время повторяю. Ему фарта не было:

- Ему фарта не было!

Но - раздались панические кряканья. Дом задрожал:

- Неужто?!

Да, никаких сомнений - ведь это шквал Удыльский, долгожданный. Заторы сразу двинулись:

- Это видать в окошко!

И в печке взрыв. Подкинул:

- Понеслось!

Как будто из трубы кто-то затычку вытащил, как я с кормы "казанки" и изо всей флотилии.

Да, печка объективна? Всегда-то с ней морока. Ну, а сегодня что-то вообще из ряда вон:

- На суп полдня истратил...

Не то чтобы дымила, а просто не желала разгораться. Но больше мне не надо соваться головой! Изображать собою кузнечные меха:

- Установилось ровное горенье...

О чем и говорю:

- Затычку вынули!

Вот сводка от спецкора? Да, надо уточнить - про те мостки, которые снесло. Мостки - пара дощечек (верно, причал для лодок):

- И водомер, конечно, оттащило...

А прорубь где-то там, наверное, плывет - вне времени, вне должных сожалений. Кончился день, отмеченный утратой. Наверное, не шуточной:

- Навеки...

... Допросы, многоточия. И главы -

- Как разговор с собой или с Пиратом...

Шифруй Кольчем? Выше себя не прыгнешь, но избегай навязанной романтики. В записках Невельского отмечено, что лето здесь сразу же - немедленно после последних льдов. Что ледоход в двух действиях. Смотрите - и число с началом ледохода совпадает.

Так установлено Амурской экспедицией -

- Так будет и сейчас в моем Кольчеме...

Но моего Кольчема осталось на два действия. Как раз на эти два, что принимай, как знаешь.

Вот, если бы меня забыли в институте? Забыл Юрий Михалыч, забыла бухгалтерия:

- А что бы в самом деле...

Сажал бы огород? И лето бы отрезало вот эти оба действия.

Когда в туманы льдину провожаешь, то лишь перед протокой забрезжит оптимизм.

Но ведь и двор:

- Забытая веревка...

Она прежде всего - вне логики и плана.

Вне логики при свете фотоламп - чилим и маска щуки. И разве допустимо, чтоб именно они уже как-то встречались:

- Ну, например, хотя бы и в том озере?

Ну, я-то допускаю! И оттого мне радостно:

- Вихрь с Удыля!

Расшатаны поля. Всё разряжается:

- Сорвет мое бунгало...

Сейчас мне:

- Лишь бы - выдержали сваи?

... Но ветер тихнет. Слышен дождь по сенцам. И волны тоже слышно:

- Дождь частый и уверенный...

Кольчемской тишине всё это не мешает. И скоро свет погаснет:

- Я запираю двери...

В заведенном порядке? Пират, конечно, дома:

- Мой друг спит на полу...

Так я Кольчем шифрую? Быть может, он - желает себя выразить. Сказаться как-нибудь:

- Посредством и т. д.?

Взять вихрь:

- Ему-то что за дело...

Сегодняшнему вихрю, например, плевать на то, чем я его считаю. Что он отнюдь не северный, а вроде, как бы южный.

Бунт печки, настроения - зачем бы мне о них? Во-первых, я отшельник, и жизнь из настроений. А во-вторых, кольчемская природа:

- Как бы ждала...

Но что я? Хотя ждала, конечно. И вот тайфун сегодняшний - не пропадет в веках:

Нет, это возмутительно!

Куда от плагиата? Похоже, что пора отвлечься от Кольчема. Испытанное средство:

- Лампада догорает...

Читать следующую страницу
Закачать весь текст в формате zip (81 кб)
Получить весь текст по электронной почте
Читать статью А. Беликович "Погружение в Кольчем"
Читать предисловие публикатора

Скачать полный текст книги в формате PDF (файл зазипован; 469 страниц, 7 Мб)

 

 

 

 

 

 

Найти на сайтах semiotics.ru

Hosted by uCoz