Письменный столТамара Борисова"И упрямая чёлка на грудь
Упадёт, прикоснувшись к душе..."("культур-мультурное" "рождение универсума" в измерениях семиотики)(Продолжение)
Вернуться к первой странице
Закачать весь текст в формате zip (44 кб)
Получить весь текст по электронной почте
Между прочим, никогда не задумывались, дорогие читатели и слушатели: КАК ИМ УДАЕТСЯ КРУГЛОСУТОЧНО, БЕЗОСТАНОВОЧНО все говорить-шутить-болтать, прыгать-скакать-танцевать, а главное, без конца петь, петь и петь "то, что ветром в голову надуло?" Что ж это за ветер такой бесконечный и откуда он дует?
А дует он от Дурочки. Той самой, сочувственно описанной кинокритиками, анализирующими фильм Тарковского "Андрей Рублев". Это бесхитростное создание - воплощение народного неразумия, безгласности, а главное, невиновности - запрограммировано на ЖИЗНЬ. Оно (фрейдовско-юнгианское "оно", то есть индивидуально-коллективное бессознательное) всегда будет избегать боли, страданий и несчастий. Оно будет убегать - да хоть к татарину, лишь бы к сытой и благополучной жизни без мучений! - от "андреев рублевых", "ахматовых" и прочих "моцартов" с их "мировыми струнами" (об эстрадном шедевре, связанном с Моцартом, чуть попозже, "на десерт").
Да отстаньте вы от нее со своими страданиями и страстями! (Страстями в религиозном смысле, том самом, в связи с которым фильм Тарковского назывался еще "Страсти по Андрею", потому что речь в нем шла о пути художника "через страдания к радости".)
Заметили ль вы, например, дорогие мои читатели, как аккуратно убрали из "подклеенной" Ахматовой ненужные (потому что неприятные) подробности? Куда-то делся "бред" ("и требовала, чтоб кусты участвовали в бреде"). Извели призрака, как прагматичные американцы английское оскар-уайльдовско-кентерберийское привидение... Исчез бесследно "не едущий" человек, которого ждали "до потери сил" (зачем нам это "бессилие"?). Страшная тайна превратилась в славную...
Всего этого не нужно нашей Дурочке.
Вот только сегодня мне коротковолновое радио пропело свое кредо:
Не слушай никого: забудь свои печали!
Настанет новый день - и грусть твоя пройдет...
А вчера я слышала (в песне про "танго белого мотылька" "у открытого огонька"):
Жить нужно только хорошо,
Выбирая то, что сердцу мило...
<...>
Лучше мало, да без тоски
Жить, как белые мотыльки...
А еще раньше мне (вместе с адресатом коротковолнового поздравления) пожелали (причем это новая, усовершенствованная модификация формулировки, зафиксированной мною во второй части моей "трилогии"):
Желаем счастья ей хотя и трудного,
Но чтоб желанного и беспробудного,
Чтоб было весело бродить по прошлому
И чтоб грядущее не стало... [тут даже привычная ко всему радиоведущая запнулась, не веря написанному тексту] пошлым.
В общем, главная "психустановка" для эстрадной дурочки сворачивается до формулы:
Чтоб только от счастья большого катилась слеза...
Эта установка - быть счастливым и легким во что бы то ни стало - в крайних своих проявлениях выглядит так: радиоведущий, непринужденно болтая и сообщая милые, ни к чему не обязывающие подробности из жизни знаменитостей, вдруг выдает следующий пассаж (игривым таким и разбитным тоном): "Бон Джови в детстве баловался шахтерским занятием..." Ничего себе баловство...
А теперь обещанный "размышлизм" о размытости критериев "качественности" текста. Попробуй я сказать поклонникам "Наутилуса", что процитированный мною ниже текст - низкокачественная продукция. Не сносить мне головы! Ведь его привычно относят к высокому искусству. А чем он отличается от сниженной перекодировки "высокой" ситуации с сестрой Лермонтова (см. ахматовско-раневский "номер" "ты говорил за мою сестру" во второй части моей "трилогии")?
[На вопрос о том, как ему удается "гулять по воде]
... Cпаситель ответил:
"Спокойно, Андрей, никакого секрета здесь нет.
Видишь: там, на горе, возвышается крест,
Под ним - десяток солдат.
Повиси-ка на нем, а когда надоест -
Возвращайся назад гулять по воде,
Гулять по воде, гулять по воде со мной".
[А когда Андрей, испытывая вполне понятное желание избежать мучений, попросил: "объясни мне сейчас, пожалей дурака, а крест оставь на потом"]
Онемел Спаситель и топнул в сердцах
По водной глади ногой
[здесь у меня опять "технические неполадки", не успела записать точно и до конца - Т.Б.],
Сказав: "Ты, верно, дурак?.."
Такому умному человеку, как "Спаситель", не пристало задавать такие глупые вопросы (только не надо меня в богохульстве обвинять: это я перенимаю "тон" и "слог" "высокой" песни). Кому, как не ему, знать бы следовало: конечно же, дурак он, Андрей этот. Точнее, дурочка наша рублевско-эстрадная.
А вот другой Андрей (Рублев), в отличие от "спасителя" (наутилус-помпилиусского), понял, простил ее, дурочку эту, и - главное - оправдал ("люди не виноваты"):
"Подмастерье Сергей бубнит из Священного Писания о греховности женщин, снявших платок. Андрей слушает, смотрит на плачущую простоволосую Дурочку, и вдруг, в безмерном отчаянии, прорывается счастливый смех: Данила, слышь, Данила! Праздник! Праздник, Данила! [так надо писать "Страшный суд", оправдывая живущих - Т.Б.] А вы говорите! Да какие же они грешники? Да какая же она грешница? Даже если платка не носит!..." [11, с. 59].
"Люди не виноваты". Это только у пассионариев, каковыми являются все без исключения творцы, инстинкт пассионарности (то есть стремление к достижению цели любой ценой, к познанию нового, к преодолению границ, завоеванию "новых земель" в прямом и переносном смысле слова) сильнее инстинкта самосохранения. Народ же в своей массе устремлен исключительно и только к радости, к хорошей жизни, потому что это нормальный инстинкт самосохранения, явленный и в индивидуальном, и - особенно - в коллективном бессознательном. Стремление к самосохранению - это нормально и естественно. Гораздо более неестественно стремление висеть на кресте. И поэтому Дурочка вечно будет уходить "в поисках радости": благополучной и сытной жизни, жизни без страданий (пусть даже и в жены к "татарину" - мексиканским сериалам, например). Совсем недавно в одном из интервью Андрей Кончаловский рассказал любопытный факт. В начале 70-х в кинотеатрах "крутили" его фильм "Дядя Ваня" (по Чехову). Входя в один из залов, где показывалось "кино", он еще издалека услышал хохот зрителей. Удивился очень. Когда смотрит - а изображение перевернуто! Он накинулся на киномеханика: "Идиот, что ты делаешь? У тебя же пленка вверх ногами!" А тот ему в ответ: "Да не виноват я! Зрители сами меня об этом попросили. А то, говорят, так скучно..."
Вот вам свеженький примерчик - обещанный "десерт" (к огромному моему сожалению, не без текстовых потерь: песенка звучала пока единственный раз, а много ли "ухватишь" с первого слушания, ловя из эфира? Но обещаю читателям обязательно восстановить весь текст шедевра, если его еще когда-нибудь будут транслировать, - самой ведь интересно!):
Была у Моцарта жена,
Ее Констанцей звали.
Любила Моцарта она.
Любила ли? Едва ли!
А бедный Моцарт был влюблен
В ее сестру <...> (вот тут - досадный пропуск!),
Ей посвящал музЫку он (ударение на втором слоге),
<...> (опять досадный пропуск!).
Теперь идет припев:
Моцарт, Моцарт! Бедный Моцарт!
Видно, так устроен свет...
Моцарт, Моцарт, бедный Моцарт,
Ты - кумир, а счастья нет!
Следующий куплет:
Когда сестра входила в дом,
Вся в белом от метели,
Глаза маэстро от любви
Слезами солонели.
Зато в музЫке было все - от шепота до крика,
(опять тра-ля-ля - пропуск),
(увы! опять же пропуск!)
Все передать музЫкой...
Припев:
Моцарт, Моцарт, бедный Моцарт... (и так далее).
Обеими руками подписываюсь под этим "слоганом": ЛЮДИ НЕ ВИНОВАТЫ.
Что здесь такого уж плохого, в этом бело-розовом зефире (эфире то есть)? (Это в моем детстве в незабвенные советские времена в коробочках продавался зефир, еще без указания торговых марок и без названий типа "Эльдорадо". На коробочке просто и без затей бывало написано: "Зефир бело-розовый". И там действительно - в два ряда - лежал зефир: один ряд - розового цвета, а другой - белого).
Разве плохо жить там, в этом розово-белом и нежно-сладком мире:
Ласковая моя, нежная!
Руки твои держу, слов не нахожу!
Ласковая моя, любимая!
***
Таю, таю, таю, таю
На губах.
Таю, таю, таю, таю
Я в твоих руках.
Стаю, стаю, стаю
Наших птиц
Боюсь спугнуть
Движением ресниц...
***
Тебя, словно белого котеночка,
Прижму я к груди своей тихонечко,
Шепну я тебе на ушко ласково:
"Смогу жизнь твою я сделать сказкою...
Смогу жизнь твою я сделать сказкою!
Сильней ты прижмись ко мне, пожалуйста:
Я спрячу тебя от неприятностей...
Я тебя люблю... Я тебя люблю... Я тебя люблю..."
Не знаю, какой надо быть безнадежной феминисткой или круглой дурой, чтобы не захотеть услышать своим "ушком" такие сладкие обещания и такие нескончаемые любовные заверения. Лично мое женское сердце так и тает..."на губах" и "в руках". И, конечно, какая же идиотка из нашего "сильно-слабого" сословия захочет добровольно "стаю наших птиц" "спугнуть движением ресниц"?!
Ведь
Райские птицы ночью пели нам о любви...
[Кстати, о птичках. Вот уже во второй песне встречаю упоминание о какой-то загадочной "стае наших птиц" (это помимо без конца летающих и машущих крылАми просто "птиц" или "наших птиц"). Я уж начала чувствовать свою ущербность. У меня лично никакой "стаи птиц" нет. Кот - есть, собака - есть, а птиц - тем более целой стаи - нет. Или это окказиональный* поэтический образ, на наших глазах превращающийся в узуальный (и тогда с этим смириться можно), или какой-то эротический эвфемизм (и тогда просто ужасно ощущать свою обделенность). *Примечание для учащейся аудитории:окказиональным в лингвистике называется случайное, уникальное, индивидуальное употребление языковой единицы, значение которой "извлекается" из контекста; узуальным - общепринятое для какого-то языкового коллектива, в данном случае - для "коллектива" носителей русского языка; эвфемизм же - это смягчающее обозначение какого-либо "низкого" или "грубого" (в общем, запретного для какой-то ситуации) предмета или явления; более мягкое, с "окольными путями" выражение вместо прямого и откровенного: например, "облегчить нос" вместо "высморкаться"].
