Письменный столТамара Борисова"И упрямая чёлка на грудь
Упадёт, прикоснувшись к душе..."("культур-мультурное" "рождение универсума" в измерениях семиотики)(Продолжение)
Вернуться к первой странице
Закачать весь текст в формате zip (44 кб)
Получить весь текст по электронной почте
И даже если их нет, этих эквивалентных единиц, в общепринятом, словарном значении слова (см. учение А.Потебни о "ближайшем" и "дальнейшем" значении слова), то в художественном тексте (да и не только в художественном, прислушайтесь-ка к любому диалогу-полилогу на улице, в магазине, в транспортном каком-нибудь средстве или к какому-нибудь косноязычному высказыванию "с трибуны") по закону эквивалентности единиц (см. лотмановскую "Структуру художественного текста") они "примысливаются", то есть "принудительно обнаруживаются". Именно благодаря этой особенности текста (текста вообще как семиотического образования) и существуют (паразитируя на конструктивных текстах высокого искусства) авангардные тексты и тексты массовой культуры. Любая бессмыслица неминуемо обретает смысл. Потому что работает закон презумпции текстуальности, согласно которому - одновременно с "размывающими" границы текста, разрушающими его целостность процессами интертекcтуальности - совершается противоположный процесс "текстуальности": "собирания смысла", придания тексту завершенности и осмысленности. [Во французской семиологической школе в этом случае говорят о "дискурсивных намерениях" (что "хотел сказать" автор) и "семиотико-нарративном исполнении" (что независимо от его воли "сказалось само" - благодаря наличию в тексте структур, зависящих от языковой, культурной, социальной и прочей принадлежности автора и жанровой, стилевой и т.п. принадлежности текста - и еще множества других факторов].
Душа к губам прикладывает палец -
Молчи! Молчи!
И все, чем смерть жива
И жизнь сложна, приобретает новый,
Прозрачный, очевидный, как стекло,
Внезапный смысл. И я молчу, но я
Весь без остатка, весь как есть - в раструбе
Воронки, полной утреннего шума.
Вот почему, когда мы умираем,
Оказывается, что ни полслова
Не написали о себе самих,
И то, что прежде нам казалось нами,
Идет по кругу
Спокойно, отчужденно, вне сравнений
И нас уже в себе не заключает.
[Это опять Тарковский, но только Арсений. Стихотворение под названием "Дерево Жанны" из цикла "Перед снегом".]
Как ни парадоксально следующее утверждение, массовая культура гораздо ближе стоит к "космосу", чем авангард. Ибо авангард все еще ориентируется на высокое искусство, находясь с ним в симбиозе, как омела на дереве. Он все еще помнит модели высокого искусства, храня в себе целые куски "недоразвоплощенных" конструкций, и все еще "борется" с ними, устремляясь поэтому к хаосу. А массовая культура находится в состоянии уже настолько "развоплощенном" и бессмысленном, что ей ничего больше не остается, как устремиться к полюсу смысла. [Дальше ведь - в сторону хаоса - двигаться не представляется возможным. Куда уж дальше-то идти стройному стану "белее снега", который к тому же "страстью охватила нега"? Ведь и без того уже "тела трепетный овал кисть мою едва держал"... Останавливая свое разгулявшееся воображение, отказываюсь от мысли, что у лирического героя этой песни яйцеобразная возлюбленная-мутант. Наверное, под "овалом" здесь подразумевается талия. Тогда возникают три вопроса - один в виде недоумения, другие два - в виде восхищения и зависти. Недоумение: почему "едва держал" кисть героя трепетный овал стана? Она что у него, отбойный молоток, эта возлюбленная? Или такова сила страсти - что уже вызывает восхищение? Или, наконец, объект жгучей зависти: объем талии его возлюбленной. Произведя во имя науки крайне опасные опыты на себе (потребовавшие сложнейших замеров и подсчетов путем изощреннейших манипуляций с кистями и остальными частями тела), я пришла к выводу, что объем талии этой возлюбленной равняется объему моей руки ровно на середине пути от запястья к локтю. Даже Людмиле Гурченко, у которой, как известно, была самая тонкая талия во всем огромном Советском Союзе - сорок с небольшим сантиметров, - далеко до этого "стройного стана". Гурченковскому "овалу" понадобилось бы как минимум две кисти нашего героя. Я уж молчу о себе: мне этих кистей нужно по меньшей мере три].
И вот это шевелящееся "трепетное" месиво, подчиняясь неумолимому закону "презумпции текстуальности", начинает превращаться в... живой и мыслящий океан с планеты по имени Солярис.
Так Смысл защищается от Соловьев... разбойников.
[Очередная "тарковская" аллюзия (помимо того, что лемовская) возникла опять-таки не случайно, потому что через некоторое время в тексте моей статьи появится еще одна цитата об "Андрее Рублеве"].
Библиографическая справка
Читать следующую страницу
Закачать весь текст в формате zip (44 кб)
Получить весь текст по электронной почте
