При оформлении всех страниц портала использованы элементы египетской фрески "Сцена охоты в Нильских зарослях">>>.Письменный столТамара Борисова"В тёмной комнате две пары глаз..."(автокоммуникация как семиотическая проблема)(Продолжение)
Вернуться к первой странице
Закачать весь текст в формате zip (90 кб)
Получить весь текст по электронной почтеЖгут пятый. МЕСТО ДЛЯ УДАРА ГОЛОВОЙ
(очередной "маршруточный" афоризм - предостерегающая надпись над опасным дверным выступом)
Пришла пора поговорить и о самом сообщении (тексте).
О-о-о, заранее трепещу от необъятности темы и от невозможности "объять необъятное"...
Возьмём хотя бы такое расплывчатое понятие, как "информативность" текста. Ведь для того, чтобы выяснить, какие потери/приращения смысла происходят/не происходят в тексте, нужно знать хотя бы приблизительно, что это за фрукт и с чем его едят. Конечно, можно взяться за логарифмическую линейку, "разграфить" какой-нибудь текст на тематические, лексические, иные лингвистические или экстралингвистические поля, "разлинеить" смысл, извлечь или, наоборот, закопать глубоко в землю корни-корешки...
Однако не имеет пока смысла мудрить и рассматривать в микроскоп слона... Есть такое понятие, как элементарный здравый смысл и умение "определить на глазок" (в случае когда не нужны особо точные результаты). Ну например: если нам нужно определить уровень воды в ведре, нет нужды определять это с точностью до микрона. Можно просто заглянуть в ведро и сказать: полное (половина, четверть, треть, две трети) или пустое (на дне).
Подобным же образом филологи всегда поступали с так называемым анализом текста (в том числе и художественного).
Так вот, давно известным показателем "пустоты/полноты" "ведра" в лингвистике была одна из функций речевого акта - фатическая, или контактоустанавливающая.
Но прежде чем остановиться на её характеристике, сначала просто заглянем в одно из "вёдер". А на вас, уважаемые читатели, возлагается почётная обязанность экспертов: определить уровень его "заполненности" информацией (предупреждаю сразу: речь идёт не об извлекаемой нами смеховой информации, а об уровне передаваемой-воспринимаемой от адресанта к адресату)."Интеллектуальная" игра на одном из областных коротковолновых радио.
Ведущая, бодрым звонким голосом:
- Поздравляю, Вы дозвонились на передачу "Элитарный клуб". Готовы ли Вы играть, мобилизовали ль Вы для этого все свои интеллектуальные способности?
Дозвонившийся игрок, немного подумав:
- Да...
Ведущая, счастливым тоном:
- Прекрасно! Итак, первый вопрос. Согласны ли Вы, что Зинаида Гиппиус - это поэтесса, жена писателя и философа Дмитрия Мережковского?
- Да.
- Вы уверены?
- Да.
- А знаете ли Вы, что Вы совершенно правильно ответили? А теперь у меня к Вам второй вопрос. А какой был псевдоним у Мережковского? Предлагаю Вам три варианта ответа: Сергей Есенин, Антон Крайний и Александр Блок.
- Александр Блок!
Ну что ж, играть так играть... Как говорится, против мэйнстрима не попрёшь.... Предлагаю читателям угадать, какая функция из шести выделенных Р.Якобсоном здесь реализуется? Точнее - сужая вопрос - референт(ив)ная или фатическая? Подсказка: первая (её ещё называют денотативной, номинативной, когнитивной, репрезентативной, последний термин принадлежит австрийскому психологу К.Бюлеру) - это функция обозначения объектов внеязыковой действительности, их свойств и существующих между ними отношений; вторая (контактоустанавливающая, термин введён британским этнографом Б.Малиновским) - функция создания "уз общности" путём простого обмена словами, функция проверки каналов связи ("Алло! Ты меня слышишь? - Слышу..." [25].
Иными словами, референт(ив)ная функция предполагает соотнесённость с референтом (грубо говоря, предметом разговора, а не грубо говоря - см. примечание*), фатическая же всего лишь "обслуживает процесс", и её абсолютно не волнует наличие этого самого "предмета разговора" - лишь бы контакт не прерывался, а уж о чём он - "не наше дело, господам виднее". Это такая как бы "телефонная барышня", соединяющая собеседников и следящая, чтобы не перепутались провода на линии. А уж что там они говорят друг другу, неважно: хоть бы и "дыр бул щил", нам-то какая разница? "На чужой роток не накинешь платок".
Классический пример - "разговор двух глухих" (кстати говоря, очень продуктивная модель юмора, но сейчас не об этом): "Куда ты, на охоту? - Да нет, на охоту! - А, на охоту... А я думал - на охоту...".
"Фатическая функция осуществляется посредством обмена ритуальными формулами, единственная цель которых - поддержание коммуникации".
"- Ладно! - сказал юноша. - Ладно! - сказала она. - Ладно, стало быть, так, - сказал он. - Cтало быть, так, - сказала она, - почему же нет? - Я думаю, стало быть, так, - сказал он, - то-то! - Ладно, - сказала она. - Ладно, - сказал он, - ладно" [25, с. 201].
Каждое утро, выгуливая своего Оську, я "имею" "форрестгамповский" диалог с 50-летним дворником, степенным бородачом, задержавшимся в психическом развитии где-то на уровне пяти лет. Раньше он жил с матерью и был полностью руководим ею в обыденной жизни, заслонён от контактов с миром - и прежде всего защищён от финансовых "отношений" с действительностью. Но время шло, мать умерла, и этот взрослый мужчина с детским сознанием был вынужден встраиваться в социум и усваивать какие-то модели поведения, обеспечивающие хотя бы минимальные "коммуникативные акты". Не знаю, о чём говорит этот бородатый ребёнок с остальными людьми, населяющими "вверенную ему территорию". Наш с ним диалог всегда один и тот же, он незыблем и надёжен, в нём не меняется ни единое слово (и я хорошо понимаю своего собеседника: поди-ка попробуй выйти за эти уютные пределы – сразу тебя поглотит хищная толстовская (татьянотолстовская) "ночь"!
Завидев меня с неудержимо влекущейся в "ночные пределы" (утром), отчаянно натягивающей поводок собакой, это большое дитя, этот некогда "гуляка праздный" (подростком и юношей он просто ходил по улицам нарядный и внимательный, изредка подбирая и принося домой цветочки, листики, щепочки, пустые флакончики и коробочки), вынужденный после смерти взрослого-защитника по мере вхождения в самостоятельную "трудовую жизнь" усваивать и соответствующие "речевые модули", приветливо улыбается и говорит светски-покровительственным тоном старшего (что физически, не психологически, - правда):
- Как его зовут?
- Осип.
- Это хорошо. Гулять вышли?
- Да...
- Правильно, правильно, молодцы... Ну, гуляйте!
И, благословлённые этим неподвижным, но добрым космосом, мы с Оськой отправляемся в свою хаотическую "ночь"... (Что всегда выглядит так: резкий рывок, неожиданно уносящий куда-то далеко вперёд мою руку, в целях сохранения которой остальные части тела вынуждены быстренько "подсуетиться" и устремиться в заданном рывком направлении).
Это ведь только детский (и собачий, да ещё художнический) "люд" нацелен на познание мира, на установление коммуникации, предполагающей "приращение смысла". Ибо даже уже кошкам всё заранее известно, и они сидят в (на) своих буддийских храмах-подоконниках и автомурлычут с закрытыми глазами... А случись им по архикрайней необходимости нечаянно выйти на контакт с враждебным "социумом" - они, подозрительно обнюхав неизвестный объект "актуального" мира и сразу же в ужасе "отвратившись" от него, возвращаются в родные виртуальные пределы и на всём обратном пути своём "к югу, северу, востоку и западу" долго и брезгливо отрясают его прах со всех четырёх лап...
Взрослые же преимущественно ориентированы на автокоммуникацию первого типа (по Лотману) - в том смысле, что стремятся закрыть наличествующую, раз и навсегда данную информацию от постороннего вторжения, не допустить её "утечки". И применяют для этого разнообразные "шифры" и "кодовые замки", "фатицизируют" коммуникацию, когнитивный, номинативный её аспект подменяя фатическим: "контакт? – есть контакт!", "алло, ты меня слышишь? – слышу...", "как дела? – нормально"... А подробный рассказ о том, как именно у тебя дела (новую информацию), классифицируют как занудство (см. анекдот на тему "кто такой зануда").
Известный пример - описанный в "Ревизоре" насыщенный "новой информацией" диалог Хлестакова с "Пушкиным":
"Хлестаков. С хорошенькими актрисами знаком. Я ведь тоже разные водевильчики... Литераторов часто вижу. С Пушкиным на дружеской ноге. Бывало, часто говорю ему: "Ну что, брат Пушкин?" - "Да так, брат, - отвечает, бывало, - так как-то всё..." Большой оригинал"."В книге "Человек за письменным столом" есть такая запись:
"Я с удивлением думаю о том, почему мне часто бывает так скучно разговаривать с NN. Недавно я догадалась: мы с ним вовсе не умеем разговаривать, хотя говорим много... Мы друг другу рассказываем. Я, например, об Институте истории искусств, он, например, о детстве... В конце каждый остается при своём рассказе, который он временно пустил в оборот. Тема разговора не возникает.
Тема разговора, в отличие от темы рассказа, собственно, не существует в природе и не имеет независимого бытия; она ничего не знает о своём ближайшем будущем".
В самом деле, разговор - это особый жанр, и Лидия Яковлевна всегда им интересовалась, записывала разговоры и комментировала их. Её замечательные психологические этюды известны. Но в них её занимал социальный аспект и социальная психология говорящих; механизмы поведения.
Есть такой разговор, особый тип, не то чтобы интимный - это не "разговоры на подушке" (pillow talk), как в "Прощай, оружие!" (их невозможно не вспомнить), - а взволнованный разговор с собеседником, к которому испытываешь интерес и доверие, разговор, требующий не только душевного участия, но и умственного напряжения. Кажется, он вышел из употребления. Люди разговаривают, в основном, в молодости; такой разговор, как у князя Андрея с Пьером на пароме или у Николеньки Иртеньева с Дмитрием Нехлюдовым, случается в ранней юности. А потом - обмен новостями, шуточками и вот - рассказы, дежурный набор которых имеется у каждого опытного человека и которые только препятствуют разговору, как заметила Лидия Яковлевна.
"Духовная жизнь изнашивается, и нерешённые вопросы перестают беспокоить. Оказывается, можно жить и в особенности умирать с нерешёнными вопросами. В молодости мы, к счастью, не знаем об этом".
Американский профессор, русский поэт Игорь Чиннов в одном из своих интервью сказал, что, если вы в Америке заговорите "об умном", вас сочтут сумасшедшим. Приехавший из Англии русский профессор жаловался, что всякая попытка за столом высказать серьёзную мысль натыкалась на иронию. Французский славист сетовал, что дома ему недостаёт русских разговоров "после полуночи". Сделаем скидку на зыбкость всякого обобщения и тут же признаемся, что не часто приходится вести захватывающий разговор - где бы то ни было.
Л.Я.Гинзбург замечательно владела этим архаическим жанром. Она не любила монологической речи и не только не избегала бесполезных "вечных вопросов", но наоборот: мы постоянно говорили с ней о вере, о любви, о смерти... Уходя, смеялись в передней, вспоминая: "Господа, что ж вы расходитесь, мы ещё не выяснили, есть Бог или нет".
"31.07.65. Дорогая Лена! Спасибо за хорошие стихи. Но настроение у Вас какое-то небодрое.
В Тарусе я с 23-го, просидела несколько дней лишних в Москве, так как за Серпуховом ливнем испортило дорогу <...>. Доставил меня в Тарусу Глеб Сер<геевич Семёнов> и на другой день (очаровав Оттенов) уехал.
Погода неровная, с дождями, но с большими просветами, когда очень хорошо.
Жилище у меня эксцентрическое. Оно состоит из полутёмной комнатки-каюты и собственной закрытой терраски, которая меня и соблазнила. Есть ещё столовая на большой хозяйской террасе и кабинет под яблоней в саду.
Под окном моей террасы бебекают две козы. Я решила было смириться (пора!) и брать впредь на лето путёвки. А всё же думаю о том, что для душевного отдыха козы более подходящее зрелище, чем писатели" [21].
"Когда взрослый человек отходит от молодости, ничто не в состоянии сдержать в нём растущей искусственности.
У взрослых людей общение - все равно с кем - происходит с помощью набора условных знаков, оно подобно телефонной связи, исключающей непосредственный контакт. Условный рефлекс - вот и весь секрет! Чтобы у павловской собаки текла слюна, ей не обязательно показывать мясо, достаточно дать звонок. Если вы хотите, чтобы они выказали восхищение, прочтите им стихотворение Кокто или покажите Сезанна - тотчас же восхитятся, у них это вызовет ассоциацию с прекрасным, у них потечёт слюна, если точнее - их руки начнут выделять аплодисменты.
В этом магическом мире, полном знаков, символов, лозунгов, ритуалов, церемоний, формул, жестов, со мной бывали поистине странные случаи.
О том, что в Париже трудно с говореньем, я прекрасно знал ещё до приезда туда, это было видно по их книгам, всё более и более лишавшимся языка... но я не полагал, что до такой степени трудно! На второй или третий день после завтрака с Брезой я оказался на ужине с парой писателей... полный предвкушения - ведь то были звёзды первой величины! Связанные с вступительной фазой, условные рефлексы проявились без задержки: приветствия, знаки вежливости, комплименты - пока разговор находился в рамках этого рефлекса, всё шло как по маслу; на рассказанный анекдот смеялся я, смеялись и они. Но в конце концов, утомлённый подопытными собаками, уже давясь ими, буквально взявшими меня за горло и пытавшимися перегрызть мне гортань, вывшими в беспрестанных муках своего qui pro quo, я захотел что-нибудь сказать... Боже милостивый, неужели грех мой так велик; я ведь просто сформулировал, с позволения сказать, мысль... о жизни или об искусстве... как это не раз случалось со мной в кафе "Фрегат", в Буэнос-Айресе. Воцарилась тишина. Они предались исключительно еде и молчали; молчание и еда заняли всё оставшееся время нашего симпозиума. Я обалдел: в чём, думаю, дело, не обиделись ли... но на следующий день я был на ужине у Владимира Вейдле и рассказал ему всё, на что он мне: а в Париже не разговаривают... в Париже говорят лишь затем, чтобы ничего не сказать... и привёл в качестве примера ежегодный банкет жюри Гонкуровской премии в одном весьма недурном ресторанчике, где говорили исключительно о блюдах, чтобы, не дай Бог, чего не сказать об искусстве...
Дело ясное, если мужчина загубит в себе юношу, где ему взять тогда хоть немного лёгкости, ту силу, которая смогла бы удержать его от постоянного прибавления в весе? То же самое и с ними: в их речь влезла какая-то безумная трудность - они, может, и хотели бы сказать что-нибудь, да не могут, слишком трудно, слишком глубоко, слишком высоко, слишком тонко... вот каждый молчанием и отделывается от трудности своей. На приёме у графини встречаю Бютора, говорю ему, что, мол, рад, что вместе будем в Берлине, что тогда всласть наговоримся-наспоримся, да вот хоть бы на тему nouveau roman franзais. На что вместо ответа вождь авангарда зычно рассмеялся. И был тот смех хоть и вежливым, но отстранённым, совершенно герметичным, смех банки сардин в пустыне Сахара... Боже милосердный!"
[7].
[Что меня здесь ещё особо веселит и радует - это совпадения в оценке животного мира в смысле его коммуникативной успешности такими разными, но одинаково авторитетными для меня людьми (а что я Вам про Оську скажу чуть ниже и в самом конце статьи - так это предмет моей особой гордости: я к этому выводу пришла сама, независимо от великих мира сего... - Т.Б.].
Ещё примеры:
"Мы сидели в его заштатном магазинчике прямо на товаре и, разгорячившись, расчувствовавшись, говорили, - давно я уже не разговаривал ни с кем так откровенно.
- А ты думаешь, у меня... - говорил я.
- А у меня, ты думаешь... - говорил он. - Ты думаешь, мне легко?
- А мне? (В.Попов, "Две поездки в Москву").
Комизм ситуации здесь усугубляется ещё и тем фактом, что второй собеседник - англичанин и, вероятнее всего, русского языка не знает, точно так же, как и рассказчик - английского, следовательно, им достаточно затруднительно разговаривать "так откровенно"...
Процесс "обучения фатике" описан в сказке Евгения Шварца "Голый король".
"Первый министр (толпе). Хоть я и знаю, что вы самые верноподданные, но напоминаю вам: во дворце его величества рот открывать можно только для того, чтобы крикнуть "ура" или исполнить гимн. Поняли?
Толпа. Поняли.
Первый министр. Плохо поняли. Вы уже в королевском дворце. Как же вы вместо "ура" говорите что-то другое? А?
Толпа (сокрушённо). Ура.
Первый министр. Ведь король! Поймите: король - и вдруг так близко от вас. Он мудрый, он особенный! не такой, как другие люди. И этакое чудо природы - вдруг в двух шагах от вас. Удивительно! А?
Толпа (благоговейно). Ура. <...>
Толпа (рассудительно). Ура".
Наверное, в общих чертах пока всё. С какого конца ни возьмись, за какую ниточку ни потяни - выходит одно и то же. Ничем не отличается автокоммуникация от просто ком(м)уникации. Ни потерей-приращением смысла, ни участниками сообщения, ни разорванностью-целостностью "ткани" хронотопа...
Так, значит, и нет вовсе никакой разницы? Возможно, она только формальная? Попробуем разобраться...
Для чего перейдём к следующему жгуту.
Жгут шестой. В ТЁМНОЙ КОМНАТЕ ДВЕ ПАРЫ ГЛАЗ...
Примечание
* Тут для ясности необходимо "затемнение": в лингвистике принято различать денотат и референт как две стадии или степени обобщённости отражения в сознании носителя языка или (уже) участника коммуникативного акта какого-то "предмета" (причём под предметом понимается и такой, который нельзя пощупать, понюхать или полизать, - но это так, к слову). Если представить себе некую ситуацию, когда мы видим нечто и это нечто отражается в нашем сознании, то оно отражается там весьма странно и по крайней мере двойственно, если уже не множественно (наука-то идёт вперёд). Например, вы, любезный мой читатель, в данный момент читаете мою статью, глядя в экран монитора или на распечатанную страницу, и именно они отражаются в вашем сознании как референт, - а на мою долю остаётся, пялясь сейчас в монитор своего компа и "видя" его в своём мозгу как референт, лишь воображать себе бесчисленные ваши мониторы, разбросанные географически, временно (ибо я пишу эти строки 8 декабря 2002 года в девять часов двадцать одну минуту по киевскому времени, а вы когда? и главное, где стоит этот ваш монитор?), то есть мысленно произвести (не бойтесь, не специально, это наш мозг делает автоматически, иначе пропасть бы мне месяца на два, отдав всё время на подсчитывание ваших мониторов и ещё месяца четыре на их "обобщение", а если задуматься поглубже, то зачем мне это понадобилось бы?) операцию второго уровня обобщения и отразить в своём сознании некую обобщённую совокупность мониторов-референтов, оставив всего лишь два-три важных для опознания предмета признака, все остальные ваши мониторные дюймы, разрешения, цветопередачи, наклеечки разные - фирменные и "развлекательно-владельческие", типа там фигурок зверюшек, девушек, остроумных надписей и проч. оставляя за скобками... В свою очередь, вы, читая сейчас это моё длинное, но необходимое учащейся аудитории пояснение, "купились" сейчас на мою приманку и, читая множество раз слово "монитор", "отражали" его в своём сознании как денотат, потому что своего монитора-референта вы как раз и не видели, вчитываясь в мои длиннющие синтаксические конструкции и автоматически актуализируя в своём сознании обобщённую совокупность всех упоминаемых мною мониторов (вот видите, а вы этого и не заметили благодаря устройству человеческой психики и языка/речи, ведь правда, это совсем не утомительно и не больно - акт референции и денотации?)...
Библиографическая справка
Читать следующую страницу
Закачать весь текст в формате zip (90 кб)
Получить весь текст по электронной почте
