| При оформлении всех страниц портала использованы элементы египетской фрески "Сцена охоты в Нильских зарослях">>>. Короб третийИгорь КарповМаргиналкиИз готовящейся к публикации книги "Витальный текст Игоря Карпова: Маргиналки: Избранное"(Продолжение)
Вернуться к первой странице
Закачать весь текст в формате zip (37 кб)
Получить весь текст по электронной почтеКак я сочинял новую науку 27.01.2004
Артсег. Симпозиумы Евгения Васильевича - философа и Евгения Петровича - не-философа.
Йошкар-Ола, 2002. Игорь Петрович всегда думал, что он - Игорь Нега, вдруг ему Евгений Васильевич и Евгений Петрович, два его закадычных друга, сказали, что он - не Игорь Нега, а просто - нэгр. Пришел Игорь Нега к женщине, раздел ее совсем и поставил у зеркала. Разделся сам и себя поставил у зеркала и спросил женщину: - Разве я нэгр? Женщина долго смотрела в зеркало - то на себя верхнюю, то на Игоря Нега нижнего - и сказала, что надо выключить свет, иначе эту проблему не решить. Утром на прощание женщина шепнула Игорю Петровичу: - Ты не нэгр, ты лучше, ты - мАвр. Игорь Петрович пошел к Евгению Васильевичу и Евгению Петровичу и гордо заявил им: - Я не нэгр, я лучше, я - мАвр. Евгений Васильевич и Евгений Петрович третьи сутки пили пиво маленькими глоточками и потому были страшно упрямы. - Да, - сказали они, - ты не нэгр и не мАвр, ты хуже - именолог. И они - все трое - сели пить пиво, запивая водкой, маленькими глоточками. А Игорь Петрович в это время сочинил новую науку - именологию. "Камчатка"4.04. 2004
Панаев И. И. Сочинения. М., 1987. Сколько насочиняли писатели своих литературных языков! У народа - просто речь, а у писателя - обработанный, литературный, облагороженный язык. Какая-то есть в этом выдумка - и писательская, и наша, филологическая. Из века в век: мужчина - хозяин, сам, кормилец, сударь, батюшка, кавалер, в ласковом обращении - ангел, сокровище, друг, голубчик; женщина - матушка, сударыня, хозяюшка, молодица, няня, Ильинична, бабушка, старуха, модница, невестушка, мастерица. И нематерно (матерно - само собой) как мы ругаться-обзываться прекрасно можем: вислоухий осел, анафемская рожа, деревенский дурак, шут гороховый, разбойник, скряга, гнусный старичишка, проклятый грешник, греховодник, злодейка, лгунья, штучка, сущая баба (это уже о мужчине), старая хрычовка. Все это я от моей бабки Поли слышал, рождения восьмидесятых годов позапрошлого века, а она, видимо, от своей бабки - тоже позапрошлого, вот и выходит: здравствуй, бабушка, века из шестнадцатого, давай покалякаем, небось, поймем друг друга. Главное это - из века в век. Где сидели мы учениками? Где сидят наши ученики, если на последние парты утекли? На "камчатке", конечно. Все смыслы этой "камчатки" налицо: и подальше от учителя, и урок не приготовил, и поговорить с соседом можно, и о своем подумать... "С этой минуты он перестал быть новичком и даже обратил на себя лестное внимание тех из своих товарищей, которые по два или три года сидели в одном классе на задней скамейке, называющейся Камчаткою, и занимались деланием хлопушек, орлянкою и другими невинными играми" (с. 255-356), а мы играли в крестики-нолики. Разные века, а смысловое поле едино. И все в одном слове, словом едины. У Панаева еще хорошо: дочь бедных, но благородных родителей; помещик семи душ... Вот тебе и писатель "второго ряда" (с камчатки), а по тому, как запечатлел народный язык (а не свой литературный) - ряда первого. Дневникатор4.04.2004
Пришвин М. М. Дневники. 1926-1927.М., 2003. Человек, пишущий дневники, - кто он? Субъект дневниковой деятельности? Дневни... катор? Чушь, конечно, но обозвать этого голубчика как-то надо: особо крутит словом, что хочет - то, в принципе, и делает. "Ремизов открытый романтик, но так как наше время чурается романтизма, то для балансу тащит Алексей Михайлович при своей Прекрасной Даме черта на веревке, без черта в наше время нельзя говорить о Прекрасной Даме. Горький такой же романтик, но уже не черта тащит для балансу, а просто какую-то угрюмую сволочь, и притом вполне естественную. Ремизов трудно и неохотно читается, потому что черт мистичен, не всякий человек может взять его взаправду, не у всякого и любителя чертей найдется готовое расположение духа беседовать о них. Но сволочь естественная всем очевидна, и потому Горький читается охотно и всеми" (с. 7). Поди пойми - о чем идет речь. Можно, конечно, прокомментировать. Но для меня, читателя, есть вот высказывание, да еще такое красивое и вроде бы скрывающее в себе что-то важное, но почему я должен становиться субъектом комментаторской деятельности? Прочитал, понял-не понял - и дальше. В художественной вещи или публицистической такого себе не позволишь. А в дневнике - как хочу, так и ворочу. Погода в дневнике тоже хороша: а взял да и записал (солнечно-пасмурно...). Зачем? А так, мне это нравится, это - часть моей жизни. Не хочешь - не читай, читатель. И вообще: тебя, дорогого, вроде бы и нет, ведь записи эти публикуются после моей смерти, ты - подсматриватель-подглядыватель. Я для собственной души писал, на пенсию, думаю, выйду, дай прошлое вспомню, а ты откуда взялся? Зачем суешь свой нос? Зачем лезешь с немытой харей? Э... не совсем так, читатель всегда подразумевается. Поэтому положение писателя-дневникатора - самое ложное, хитрое: и вроде бы с читателем, и вроде бы без читателя, и вроде бы о себе, открыто, нате... правды обо мне захотели, сволочи, личную жизнь мою вам подавай, мое сокровенное, нате... и вроде бы не о себе. Последнее - раз - и в третьем лице: "Вот какие есть люди: встретил женщину, которая отказалась выйти за него, он берет в поле первую бабу, делает ее женой и потом всю жизнь, занимаясь охотой, путешествует и философствует, старается в этих радостях скрыть свое горе" (с. 10). Хоть и от третьего лица - а явно же о себе. Зачем же лицо менять? Сегодня у Димы, сына меньшого... Зачем пояснил, кто такой Дима: а лучше самому, все равно потом комментаторы пояснят. Сегодня у Димы (сына), в стихе: "С трибуны моего лица..." Хорошо, только пока писал, забыл, в какой связи с предыдущим вспомнилось. Как-то раз... встречаю Евтушенко28.04.2004
Евтушенко Е. Ягодные места. Как-то раз иду к Дому литераторов, встречаю Евтушенко, Евгения. Привет-привет. - Ты что вчера на встречу с М. Ж. не пришел? - Да шел уже, - говорит, - денег, на бутылку пива нет, а тут лежит, такой полненький, набитый до отказу... кошелек. Схватил - и скорее в карман. Оглядываюсь - никого. Прямо в кармане открыл и пальцами внутрь, мягко. Вытащил руку... Ну что-что? Ясно, что... дерьмо... Пришлось возвращаться, пиджак в химчистку отдавать. Вспомнилось, из детства, шутили так пацаны на улице. И еще вспомнилось, из Евтушенко: Я - кошелек, лежу я на дороге... Как-то раз... встречаю Бунина28.04.2004
Бунин И. А. Темные аллеи. Как-то раз иду по Парижу, встречаю Бунина, Ивана. И говорю: - Иван Алексеевич, что-то любви хочется. - Э... - говорит он, - этого всем хочется. Мне вот как очень сильно захочется, так я сажусь за письменный стол и "Темные аллеи" пишу. А ты что делаешь, когда хочется? - И я... "Темные аллеи" читаю... Послесловие. Как-то раз... встречаю Игоря Негу27.05.2004
Горький А. М. Мой спутник. Как-то раз иду по Москве, встречаю Негу, Игоря - под ручку с Ирьей Рантой. И говорю: - Игорь, а хорош же ты, табурет моржовый... - Это как? - удивляется Игорь Нега. - А пошто ты с чужой бабой под ручку гуляешь? - Да нешто она твоя? - А то чья же? Кто ее выдумал? - Может быть, выдумал и ты, - нагло так говорит Игорь Нега, - а вот под ручку с ней гуляю я. -Так-то, еретик проклятый, - говорит Ирья Ранта. - Эт почему же? - удивляюсь я. - А потому, дьявол, что запрещаешь парню женский пол любить! Пришел я домой и в рукописях отрезал весь ее портрет ниже пояса. Теперь Игорь Нега гуляет с авоськой, из которой торчит что-то... растрепанной капустой, что выше пояса. Читать следующую страницу
Вернуться к первой странице
Закачать весь текст в формате zip (37 кб)
Получить весь текст по электронной почте | 
